Нарушение договора, допущенное одной из сторон, является существенным, если оно влечет за собой такой вред для другой стороны, что последняя в значительной степени лишается того, на что была вправе рассчитывать на основании договора, за исключением случаев, когда нарушившая договор сторона не предвидела такого результата и разумное лицо, действующее в том же качестве при аналогичных обстоятельствах, не предвидело бы его.
A breach of contract committed by one of the parties is fundamental if it results in such detriment to the other party as substantially to deprive him of what he is entitled to expect under the contract, unless the party in breach did not foresee and a reasonable person of the same kind in the same circumstances would not have foreseen such a result.
Порушення договору, допущене однією із сторін, є істотним, якщо воно тягне за собою таку шкоду для іншої сторони, що остання значною мірою позбавляється того, на що вона мала право розраховувати на підставі договору, крім випадків, коли сторона, що порушила договір, не передбачала такого результату, і розумна особа, що діє в тій самій якості за аналогічних обставин, не передбачала б його.
Eine von einer Partei begangene Vertragsverletzung ist wesentlich, wenn sie für die andere Partei solchen Nachteil zur Folge hat, dass ihr im wesentlichen entgeht, was sie nach dem Vertrag hätte erwarten dürfen, es sei denn, dass die vertragsbrüchige Partei diese Folge nicht vorausgesehen hat und eine vernünftige Person der gleichen Art diese Folge unter den gleichen Umständen auch nicht vorausgesehen hätte.
Taraflardan birinin sözleşme ihlâli, diğer tarafı, sözleşme uyarınca beklemekte haklı olduğu şeyden önemli ölçüde yoksun bırakacak bir olumsuzluğa sebep oluyorsa, esaslıdır; meğerki, böyle bir sonucu sözleşmeyi ihlâl eden taraf öngörmemiş ve aynı konum ve koşullar içindeki makul bir kişi de öngöremeyecek olsun.
[23] Нарушение договора, допущенное одной из сторон, является существенным, если оно влечет за собой значительный вред для другой стороны, за исключением случаев, когда нарушившая договор сторона не предвидела или не имела оснований предвидеть такие последствия.
Нарушение договора, допущенное одной из сторон, является существенным, если оно влечет за собой такой вред для другой стороны, что последняя в значительной степени лишается того, на что была вправе рассчитывать на основании договора, за исключением случаев, когда нарушившая договор сторона не предвидела такого результата и разумное лицо, действующее в том же качестве при аналогичных обстоятельствах, не предвидело бы его.
A breach of contract committed by one of the parties is fundamental if it results in such detriment to the other party as substantially to deprive him of what he is entitled to expect under the contract, unless the party in breach did not foresee and a reasonable person of the same kind in the same circumstances would not have foreseen such a result.
Порушення договору, допущене однією із сторін, є істотним, якщо воно тягне за собою таку шкоду для іншої сторони, що остання значною мірою позбавляється того, на що вона мала право розраховувати на підставі договору, крім випадків, коли сторона, що порушила договір, не передбачала такого результату, і розумна особа, що діє в тій самій якості за аналогічних обставин, не передбачала б його.
Eine von einer Partei begangene Vertragsverletzung ist wesentlich, wenn sie für die andere Partei solchen Nachteil zur Folge hat, dass ihr im wesentlichen entgeht, was sie nach dem Vertrag hätte erwarten dürfen, es sei denn, dass die vertragsbrüchige Partei diese Folge nicht vorausgesehen hat und eine vernünftige Person der gleichen Art diese Folge unter den gleichen Umständen auch nicht vorausgesehen hätte.
Taraflardan birinin sözleşme ihlâli, diğer tarafı, sözleşme uyarınca beklemekte haklı olduğu şeyden önemli ölçüde yoksun bırakacak bir olumsuzluğa sebep oluyorsa, esaslıdır; meğerki, böyle bir sonucu sözleşmeyi ihlâl eden taraf öngörmemiş ve aynı konum ve koşullar içindeki makul bir kişi de öngöremeyecek olsun.
[23] Нарушение договора, допущенное одной из сторон, является существенным, если оно влечет за собой значительный вред для другой стороны, за исключением случаев, когда нарушившая договор сторона не предвидела или не имела оснований предвидеть такие последствия.
Конвенция имеет в своем составе части, главы и разделы (перечисление здесь — от главного к частному). В структуре Документа статья 25 находится соответственно здесь:
Венская конвенция ООН 1980 года — это результат деятельности по унификации права международной купли-продажи продолжительностью в несколько десятилетий (см. история Конвенции).
Обращение к подготовительным текстам следует считать неотъемлемой частью толкования Конвенции. Это тем более верно при условии, что Конвенция практически не допускает возможности толкования ее положений с учетом смысла и содержания какого-либо национального права (автономное толкование — см. ст. 7). В том числе и поэтому авторы Конвенции старались сформировать нейтральный терминологический аппарат, а также использовать лексические конструкции, лишенные каких-либо заимствований из права той или иной страны либо отсылок к нему (данное утверждение верно и тогда, когда текст Конвенции содержит грамматически тождественный термин).
Для понимания смысла отдельных положений Конвенции мы рекомендуем последовательно обращаться к:
текстам Единообразных законов, являющихся приложениями к Гаагским конвенциям 1964 года ULIS — ULFC,
проектам Конвенции разных лет,
комментарию Секретариата, а также
отчетам о заседаниях, состоявшихся в рамках Дипломатической конференции в Вене — систематизированная выборка для этой статьи.
В отношении Гаагских конвенций необходимо сделать следующую оговорку: некоторые исследователи указывают на необоснованность привлечения текстов Единообразных законов 1964 года, а также опыта их толкования и применения для понимания Венской конвенции.
Статье 25 в редакции, одобренной в ходе Дипломатической конференции, предшествовали следующие тексты из состава ранее принятых единообразных законов (ULIS / ULFC) и/или подготовительных материалов (проектов):
Название города в обозначении проекта соответствует месту проведения сессии UNCITRAL или заседания Рабочей группы, а цифра — году, в котором данное событие состоялось.
Первый комитет рассматривал ст.ст. 1–82 проекта Конвенции, а также проект статьи «Заявления, касающиеся заключения договоров в письменной форме». Возглавлял Комитет д-р Роланд Лёве (Австрия). Комитет осуществлял свою работу путем постатейного рассмотрения проекта Конвенции и поправок, представленных в ходе Конференции. Доклад Комитета имеет номер A/CONF.97/11.
3. Конференция в Вене — поправки
Ниже представлена информация о содержании поправок к статье 25 , а также ходе их обсуждении участниками Конференции в Вене в марте–апреле 1980 г.:
Систематизированная выборка — ст. 231β
Нарушение договора, допущенное одной из сторон, является ...
Голосование состоялось на седьмом Пленарном заседании 08.04.1980. Документ A/CONF.97/SR.7.
4. Комментарий Секретариата 1979
Информация общего характера
На одиннадцатой сессии ЮНСИТРАЛ, которая проходила в Нью-Йорке с 30 мая по 16 июня 1978 года, был согласован и утвержден окончательный вариант проекта Конвенции. В специальной литературе он получил краткое название «Нью-Йорк 1978» (документ A/33/17 — п. 28). Проект объединял как положения о порядке заключения договоров международной купли-продажи, так и предписания, регулирующие материальную сторону таких договоров.
К этому проекту Секретариат, во исполнение решения, принятого в ходе одиннадцатой сессии ЮНСИТРАЛ (см. документ A/33/17, п. 27), подготовил комментарий. Текст проекта, указанный комментарий к нему, а также проект заключительных положений будущей Конвенции были направлены правительствам иностранных государств и заинтересованным международным организациям для комментариев и предложений, с тем чтобы в последующем учесть полученные замечания и рекомендации при обсуждении проекта в ходе Дипломатической конференции.
Важно: при работе с Комментарием Секретариата следует учитывать то обстоятельство, что его текст был составлен для проекта Конвенции и он не может считаться комментарием текста Конвенции в действующей редакции. Комментарий не носит обязательный характер. Однако он до сих пор остается важным источником знаний для толкования отдельных положений Конвенции.
Текст проекта Конвенции воспроизводится здесь согласно документу A/CONF.97/5 (Часть I) с сохранением нумерации, предусмотренной проектом; текст комментария — так, как он опубликован в документе A/CONF.97/5 (Часть II).
Комментируемый текст
Статья 23.Существенное нарушение.
Нарушение договора, допущенное одной из сторон, является существенным, если оно влечет за собой значительный вред для другой стороны, за исключением случаев, когда нарушившая договор сторона не предвидела или не имела оснований предвидеть такие последствия.
Комментарий
В статье 23 дается определение «существенного нарушения».
Определение существенного нарушения является важным потому, что на нем основываются различные средства защиты
покупателя и продавца <1>, а также некоторые аспекты перехода риска <2>.
Основной критерий для того, чтобы считать нарушение существенным, состоит в том, что «оно влечет за собой значительный вред для [пострадавшей) стороны». Определять, был данный вред значительным или нет, необходимо, исходя из обстоятельств каждого дела, например денежной стоимости договора, денежного ущерба, причиненного нарушением, или из того, насколько данное нарушение препятствует другим видам деятельности пострадавшей стороны.
Если удовлетворен этот основной критерий, который касается ущерба, понесенного пострадавшей стороной, нарушение является существенным, за исключением случаев, когда нарушившая договор сторона может доказать, что она «не предвидела или не имела оснований предвидеть такие последствия», т. е. последствия, которые имели место. Следует отметить, что нарушившая договор сторона не избегает ответственности только путем доказательства того, что она действительно не предвидела последствий. Она также должна доказать, что она не имела оснований предвидеть их.
В статье 23 не определяется, в какой момент нарушившая договор сторона должна предвидеть последствия нарушения: в то время, когда договор был заключен, или в момент нарушения. В случае возникновения спора решение должно выноситься судом.
Примечания:
См. статьи 42 (2), 44 (1), 45 (1 а), 47 (2), 60 (1 а), 63, 64 (1) и 64 (2).
См. статью 72.
5. Руководство 2021
UNCITRAL HCCH UNIDROIT
Правовое руководство по единообразным документам в области международных коммерческих договоров с уделением особого внимания купле-продаже — ООН, 2021 —
Руководство составлено так, что оно не является постатейным комментарием Конвенции. Оно содержит ответы на вопросы, которые наиболее части возникают при ее применении. Ближайшие фрагменты руководства сопровождают текст ст. 19 и ст. 29 Конвенции.
Существенное нарушение договора, определенное ст. 25 Конвенции, — одно из ключевых понятий Конвенции. В целом, этой конструкцией авторы проекта Конвенции целенаправленно разграничили ситуации, когда нарушение договора дает право на его прекращение (расторжение), от ситуаций, когда договор сохраняет силу, но пострадавшая сторона имеет право на взыскание убытков или другие средства защиты (Zeller, p. 82).
В частности, существенное нарушение договора:
является основанием для расторжения договора вследствие нарушения по ст. 49 (1 а), 64 (1 а) и 51 (2) Конвенции;
предвидение такого нарушения является основанием для расторжения договора по ст. 72 (1) и 73 Конвенции;
является основанием для требования покупателя о замене товара, не соответствующего договору по ст. 46 (2) Конвенции;
по ст. 70 Конвенции регулирует особый порядок перехода рисков сохранности товара.
Существенное нарушение по Конвенции и английское право
Основным предназначением ст. 25 Конвенции является, безусловно, определение ситуаций, в которых нарушение договора является основанием для его расторжения (El-Saghir).
В этом аспекте Конвенция существенно отличается от своего основного «конкурента» — английского торгового права (см. Zeller, p. 84 и далее). По английскому праву (включая 1979 Sale of Goods Act) отказ от договора (termination) значительно более прост, чем по Конвенции (см. Bridge, p. 22). Конвенция, в свою очередь, изначально исходила из необходимости максимально продлить существование и действительность договора, рассматривая его расторжение как оружие последней возможности (Zeller, p. 82).
В частности, что наиболее заметно, статьи 13–15 английского Акта прямо классифицируют предмет сделки (description), качество товара (quality) и его пригодность (fitness) как существенные условия договора купли-продажи (conditions), практически любое нарушение которых однозначно дает пострадавшей стороне право на прекращение договора независимо от реальных негативных последствий такого нарушения (см. Bridge, p. 23). При этом же, в английском Акте отсутствует известная Конвенции концепция «исправления недостатков» (см. J & H Ritchie Ltd v Lloyd Ltd [2007] 1 WLR 670), при помощи которой нарушитель может «исправить» или «улучшить» свое нарушение.
Таким образом, оздается впечатление, что английское право лучше приспособлено для купли-продажи товаров в ситуациях, когда быстрый отказ от договора позволяет избежать значительной части убытков: на рынках высокой волатильности, при использовании товарораспорядительных документов (documentary sales), на рынках скоропортящихся продуктов, легкозаменяемых товаров и услуг (к примеру, услуг морской перевозки), в случае, если значение имеют сроки исполнения контракта (time is of the essence) и т.п. В то же время, Конвенция лучше приспособлена для поставок ценных штучных товаров, отказ от принятия которых приводит к большим убыткам производителя.
Тем не менее, как утверждают некоторые исследователи (см. Singh & Leisinger), в ситуации, когда необходим быстрый отказ от договора, Конвенция может быть так же эффективна, как и английское право. В частности, Конвенция позволяет сторонам:
прямо договориться о том, что определенное нарушение будет существенным (см. Singh & Leisinger, р. 165);
полагаться в вопросе существенности нарушения на стандартные условия договоров (к примеру, стандартные формы GAFTA), обычай, принятый в определенных сферах торговли или даже практику своих предыдущих отношений (см. Oberster Gerichtshof, Aug. 31, 2005, 7 Ob 175/05v (Austria), Duisburg Amtsgericht, Apr. 13, 2000, 49 C 502/00, Zivilgericht Basel-Stadt, Dec. 3, 1997, P4 1996/00448 (Switzerland))
применить другие возможности Конвенции (см. Singh & Leisinger, р. 167 и далее).
Признаки существенного нарушения
Определение нарушения договора как «существенного» включает три условия:
факт нарушения любого обязательства из договора (в том числе прямо предусмотренного договором или вытекающего для этого договора из Конвенции);
вследствие нарушения сторона «в значительной степени лишается того, на что была вправе рассчитывать на основании договора» и
такое последствие разумно предсказуемо для стороны, нарушающей договор и для «разумного лица» в тех же обстоятельствах.
Стороны также могут прямо договориться о том, что определенное нарушение договора будет существенным (см. Singh & Leisinger, р. 165, Oberlandesgericht Stuttgart 841 (F.R.G.) (2001), Zivilgericht Basel-Stadt (Switzerland), March 1, 2002, P 1997/482).
Причиненный вред. Признаки причиненного вреда, предусмотренные ст. 25 Конвенции не раскрываются более детально и в Комментарии Секретариата. Можно уверенно утверждать, что Конвенция привязывает определение вреда к ожиданиям пострадавшей стороны, которые, в свою очередь, базируются на существующем договоре. Соответственно, существенное нарушение договора возникает, когда пострадавшая от нарушения сторона более не заинтересована в исполнении договора, не ожидает его исполнения (El-Saghir).
Также верно отмечалось, что факт использования в ст. 25 Конвенции отдельного термина «вред» (detriment) указывает на то, что такой вред не обязательно совпадает с «убытками», определенными ст. 74 Конвенции (Zeller, p. 89).
Предсказуемость. Конвенция прямо не устанавливает, на какой момент должна определяться предсказуемость: на момент подписания договора, или на момент нарушения. Принятый еще в 1979 г. Комментарий Секретариата (п. 5) утверждал, что это должен решать трибунал с учетом материалов дела. В то время как такая позиция, безусловно, правильна, на практике предсказуемость чаще всего определяется по состоянию на момент заключения договора (см. 2012 UNCITRAL Digest, para. 4 on p. 118).
Распространенные случаи существенного нарушения договора
A. Неисполнение ключевого обязательства. На практике, полное неисполнение ключевого обязательства (то есть полное отсутствие оплаты или полное отсутствие поставки) вполне логично признается существенным нарушением договора.
К такому же нарушению приравнивается окончательный отказ от будущей поставки или оплаты, являющийся ожидаемым нарушением договора (anticipatory breach), дающим основания для расторжения по ст. 72 (1) Конвенции.
В некоторых ситуациях суды признавали, что даже если сторона намеревается исполнять договор в будущем, обстоятельства дела показывают, что нарушение с очень большой вероятностью все же произойдет. К примеру, нарушения стоит разумно ожидать при банкротстве стороны или введении распоряжения ее имуществом, при отказе покупателя от открытия аккредитива, предусмотренного контрактом.
В этом же разделе стоит упомянуть ст. 73 (2) Конвенции, по которой отказ от поставки первой партии товара может разумно расцениваться как полный отказ от поставки товара.
Б. Просрочка, как в отношении поставки, так и в отношении оплаты, как правило, не является существенным нарушением договора. Тем не менее, в определенных случаях, когда срок исполнения обязательства имеет особое значение, просрочка может расцениваться как существенное нарушение:
если стороны явным образом согласились, что срок исполнения обязательства имеет особое значение;
если особое значение срока следует из очевидных обстоятельств дела (поставка сезонных товаров),
если был нарушен установленный пострадавшей стороной дополнительный срок для поставки или оплаты (ст. 49 (1 b) и 64 (1 b) Конвенции).
В. Поставка несоответствующих товаров (non-conforming goods, ст. 35 Конвенции) может считаться существенным нарушением договора, если покупатель не может использовать, либо перепродать (с дисконтом) фактически поставленный товар – то и другое «без особых затруднений» (without unreasonable inconvenience / difficulty) или «с применением разумных усилий» (with reasonable effort).
В частности, суды не склонны считать нарушение существенным, если исправление дефектов товара не представляет больших затруднений и не причиняет особых неудобств покупателю.
Г. Прочие нарушения договора тоже могут считаться существенными, если они соответствуют упомянутым выше условиям (лишение пострадавшей стороны benefit of the bargain и предсказуемость).
Д. Сочетание нескольких второстепенных нарушений делает существенное нарушение договора более вероятным, однако наличие такого нарушения должно определяться каждый раз с учетом всех обстоятельств дела (см. 2012 UNCITRAL Digest, para. 12 on p. 119).
Также: СтатьяFranco Ferrari, исследующая содержание существенного нарушения договора в свете опыта применения Венской конвенции на протяжении 25 лет, прошедших с момента принятия документа.
Автор комментария: Шемелин, Дмитрий (LLM, советник в юридической фирме Asters, на момент публикации комментария).
7. Комментарий ЮрЛит 1994
Текст комментария опубликован в издательстве «Юридическая литература» в 1994 году.
Для ст. 25 комментарий подготовила Н. Г. Вилкова.
Стр. 74
Эта статья носит общий характер и имеет значение для применения других положений Конвенции, в частности ст.ст. 46, 49, 51 (средства правовой зашиты в случаях нарушения договора продавцом), ст. 64 (средства правовой защиты при нарушении договора покупателем). Так, покупатель вправе требовать замены товаров только в том случае, когда их несоответствие является существенным нарушением договора (ст. 46), заявить о расторжении договора он может, если неисполнение продавцом любого из его обязательств по договору или по Конвенции составляет существенное нарушение договора (ст. 49). При частичном неисполнении или несоответствии части товара договору покупатель может заявить о расторжении договора, если это действие является существенным нарушением договора (ст. 51). Продавец также может заявить о расторжении договора, если неисполнение покупателем любого из его обязательств по договору или по Конвенции составляет существенное нарушение договора (ст. 64). Таким образом, в зависимости от характера нарушения договора или Конвенции покупатель и продавец имеют право на различные средства защиты, и право на расторжение договора возникает у них при наличии лишь существенного нарушения договора.
«Нарушение» договора — сравнительно новое понятие для законодательства как России, так и других стран. Нарушение договора, допущенное одной из сторон, представляет, по смыслу данной статьи, неисполнение или ненадлежащее исполнение одной из сторон своих обязательств, причем это может быть нарушение самого договора, положений Конвенции, применимых норм соответствующего закона, общепринятых обычаев и практики сложившихся взаимоотношений (см. комментарий к ст. 9).
Однако в комментируемой статье речь идет не просто о нарушении договора, а о существенном нарушении. Поэтому важно знать, что понимается
Стр. 75
под существенным нарушением. Согласно ст. 25, основным признаком такого нарушения является наличие у другой стороны не любого вреда, а лишь такого, в результате которого она в значительной степени лишается того, на что была вправе рассчитывать на основании договора; иными словами, вред должен быть значительным не в отношении, например, размера понесенных убытков (как бы они ни были велики), а в отношении достижения конечной цели договора. Если же вследствие нарушения одной из сторон своего обязательства у другой стороны возникают убытки любого рода, но конечная цель договора достигнута (товар поставлен, дефекты устранены и оборудование функционирует), такое нарушение не является существенным.
Данное понятие существенного нарушения не следует смешивать с понятием существенного условия договора по англосаксонскому праву, поскольку в последнем случае речь идет о характеристике одного из условий договора и последствиях его нарушения. Комментируемая же статья говорит о характере последствий нарушения договора, допущенного одной из сторон.
Для практики важно уяснить понятие вреда, используемое для характеристики нарушения договора. Под вредом понимаются не только возникшие убытки, т.е. расходы лица, право которого нарушено, утрата или повреждение имущества (реальный ущерб), а также неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях оборота, если бы его право не было нарушено (упущенная выгода) — ст. 6 Основ. Вред может быть нанесен и деловой репутации юридического лица, который, согласно ст. 7 Основ, возмещается путем опровержения порочащих сведений, возмещения убытков и морального вреда.
Критерий непредвидимости результата нарушения договора — новая для нашего законодательства категория, поскольку основным критерием возмещения убытков является их наличие и вина должника (ч. I ст. 71 Основ, ст.ст. 219 и 222 ГК РСФСР), а при осуществлении предпринимательской деятельности юридическим лицом — непреодолимая сила (ч. 2 ст. 71 Основ).
Применение данного критерия позволяет ввести в международный коммерческий оборот предприятий, организаций, торговых товариществ и иных юридических лиц новый признак, представляющий, среди прочих элементов, и всестороннюю оценку риска осуществляемой сделки. Таким образом, на нарушившую договор сторону возлагается обязанность доказать невозможность предвидеть вредоносный результат. Сделать она это может, видимо, представив соответствующие доказательства такой невозможности, в частности, сославшись на предусмотренные в ст. 79 Конвенции основания освобождения от ответственности. При этом речь идет о предвидении со стороны нарушившей стороны, а также разумного лица, действовавшего в том же качестве при аналогичных обстоятельствах.
При принятии Конвенции обсуждался и вопрос о том, на какой момент должна иметь место непредвидимость: на момент заключения договора, на момент его нарушения, после заключения договора или должна учитываться иная информация, которая могла повлиять на исполнение, сделав нарушение договора существенным. Однако к единому мнению прийти не удалось, поэтому данный вопрос остался в Конвенции неурегулированным, так что в зависимости от обстоятельств конкретного дела он может быть решен по-разному (См.: Официальные отчеты. С. 352–353).
Юридическое понятие разумного лица является новым для нашей договорной практики. Зарубежное законодательство, договорная, а также судебная и арбитражная практика широко оперируют как понятием разумности (разумный срок, разумное лицо, разумная цена, разумное возмещение — ст.ст. 33, 34, 39, 44 Конвенции, ст.ст. 2–305, 2–309, 2–311 ЕТК). Детально разработано это понятие и в английском праве (См.: Ансон В. Указ. соч. С. 142–144). Похожими, но не однознач-
Стр. 76
ными являются распространенные в зарубежной практике понятия поведения «доброго отца семейства» (pater familias, le bon pere de famille) как критерии оценки поведения партнера в гражданском обороте. Поскольку данные понятия весьма неопределенны, в Конвенции был принят критерий разумного лица и локализованы с целью придания этому критерию достаточной определенности рамки его поведения (разумное лицо, действующее в том же качестве при аналогичных обстоятельствах). Подобная локализация позволяет более объективно оценить действия такого лица. Комментаторы Конвенции (см. Farnsworth. Op. cit. P. 219) отмечают, что гипотетически коммерсант должен заниматься тем же видом торговли, осуществляя те же функции. Учету подлежит не только деловая практика, но и социально-экономическая основа отношений, включая религию, язык, средний профессиональный стандарт.
Основы восприняли понятие существенного нарушения договора, предоставив покупателю по договору поставки, то есть договору, по которому поставщик, являющийся предпринимателем, передает покупателю товар, предназначенный для предпринимательской деятельности (ст. 79), в случаях существенного нарушения договора одной из сторон, право на односторонний отказ от исполнения договора поставки (ст. 82). Интересным является принятый в Основах подход к определению существенного нарушения договора: с одной стороны, используется приведенный в комментируемой статье Конвенции критерий, с другой — приводится ряд ситуаций, когда при отсутствии доказательств об ином нарушение договора предполагается существенным, в частности неоднократная поставка товара ненадлежащего качества, систематическая просрочка поставщиком поставки товара сверх предусмотренных в договоре сроков, систематическая или значительная задержка оплаты покупателем поставляемого товара сверх предусмотренных договором сроков или объявление покупателя неплатежеспособным.
Н. Г. Вилкова явлется автором комментария для ст.ст.:25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34.
Источник публикации:Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров Комментарий [М.М. Богуславский и др.], М.: Юридическая литература, 1994.
Авторский коллектив: М. М. Богуславский, Н. Г. Вилкова, А. М. Городисский, И. С. Зыкин, А. С. Комаров, А. А. Костин, М. Г. Розенберг, О. Н. Садиков.
Part III of the Convention sets forth (optional) provisions for the contents of the sales contract, i.e., the rights and obligations of the parties and the consequences of disturbances in the performance of the contract. Chapter I contains the general provisions (Arts. 25–29). Chapter II governs the obligations of the seller (Articles 30–44) and the buyer‚s remedies when the seller fails to perform his obligations (Articles 45–52). Chapter III regulates the buyer‘s obligations and the consequences of his breach (Articles 53–65). Chapter IV controls the transfer of risk (Articles 66–70). Chapter V contains the general provisions for the obligations of the seller and buyer (Articles 71–88), particularly for damages (Articles 74–77), grounds for exemption (Articles 79 and 80), rights of the parties after avoidance of the contract (Articles 81–84), the preservation of the goods and „self-help“ sales (Articles 85–88).
A. General Provisions
1. Fundamental Breach (Article 25)
The concept of a „fundamental breach“ plays a central role in the CISG, as it did in ULIS. It is the prerequisite for the avoidance of a contract in certain cases, [196] and also for the right to demand substitute goods if the goods delivered do not conform to the contract. [197] „Fundamental breach“ is also important for the transfer of risk. [198] Because the 1980 Convention considerably limits avoidance of contract by fixing an additional period of time (thereby clarifying whether or not a violation of the contract is fundamental), the importance of a „fundamental breach“ is greater than in ULIS. Its definition caused substantial difficulties. [198a] ULIS Article 10 was heavily criticized in UNCITRAL publications and working committees. [199] From the very beginning, the „test“ in ULIS Article 10 was considered too „subjective“. [200] Thus, the UNCITRAL Working Group proposed [page 58] as early as 1975 [201] an „objective“ test based on substantial detriment suffered by the injured party. This proposal was adopted as Article 23 of the 1978 Draft Convention and formed the basis for the discussions at the Vienna Conference, where it remained controversial until the plenary deliberations at the end of the conference. [202] Leaving aside the comments based on a misunderstanding of the provision‚s function, the differences can be traced to two basic viewpoints. One group of states wanted the extent of objective detriment to the injured party to be the determining factor, and therefore wished to keep the UNCITRAL formulation in order to establish an unmistakable criterion. The breaching party was to be protected from unforeseeable consequences by the second part of the provision, because the substantial detriment would have to be foreseeable. [203] A second group of states wanted to place more emphasis on the injured party‘s interest in the fulfillment of the obligation in question, independent of objectively measurable (and provable) damages. The Federal Republic of Germany also advocated that the criterion should be the injured party’s expectations as reflected in the circumstances of the particular contract in question. [204] A working group [205] finally arrived at a compromise, which incorporates the German proposal: It provides that a breach of contract is fundamental if it leads to a detriment that substantially deprives the other party of what it is entitled to expect under the contract, i.e., under the actual individual obligations of the seller or buyer. [206]
This proposal was accepted. The Drafting Committee drafted the final version as Article 25. [207] As a result, the Convention adopts a solution similar to the one laid down in the German law in § 286(2) and § 326(2) of the German Civil Code (for the special case of delay) and in § 325(1) sentence 2, and has further been developed by courts for other cases of breach of contract: There is a fundamental breach of contract, which justifies avoidance or the demand for substitute goods, if the injured party has no further interest in the performance of the contract after the particular breach. However, the determination of this interest depends entirely on the individual terms of the contract. The question of whether damages caused by a delay in delivery amount to a breach of contract does not depend on the amount of the damages, but rather on the terms in the contract concerning the time of delivery. Non-conforming goods only give rise to a right of avoidance if the contract expressly states that non-conformity is of special [page 59] interest to the buyer — such as in the case of an express warranty — or if the terms of the contract make this clear. [208] The late delivery of goods with a quoted market price is normally considered a fundamental breach. [209] The question of whether goods which were not packaged according to the agreement presents a fundamental breach depends not only on whether the goods were damaged or at least endangered because of the packaging, but also on whether the packaging explicitly demanded by the buyer was necessary for further shipment or resale. Neglecting to insure the goods during transport, if the seller was obligated to do so by contract, can be a fundamental breach of contract even if the goods were not damaged, if the lack of insurance deprives the buyer of the possibility of reselling the goods in transit. [210]
The foreseeability mentioned in the second part of the provision was also the subject of lengthy debates. The formulation that the detrimental result must have been foreseeable by a reasonable person of the same kind and in the same circumstances as the party in the breach was supposed to avoid the problem of proof which arises from the formulation of ULIS Article 10, in which only the party in breach, his knowledge, and his possibilities of knowledge are taken into account.
Article 25 does not expressly state the time when the party in breach had to foresee or should have foreseen the detrimental consequences to the other side. Because of the withdrawal of a United Kingdom proposal, [211] that would have made the conclusion of the contract the determining point in time, it might be claimed that information received by the breaching party about the other party’s special expectations must be taken into consideration whether it is received before or after the conclusion of the contract. [212] However, the opposing viewpoints in the discussion were still based on the objective version of the 1978 Draft Convention, in which the extent of the detriment was the only determining factor. In my opinion, the present version, in which the decisive factor is the interest of the party concerned as fixed by the terms of the contract also fixes the conclusion of the contract as the relevant time for knowledge or foreseeability: a contract in which the delivery time is not binding cannot be turned into a transaction where time is of the essence merely because the seller later learns that the buyer has obligated himself to sell the goods at a particular time. [213] [page 60]
See Articles 49(1)(a), 51(2), 64(1)(a), 72(1), 73(1), 73(2). As to the right to avoid a contract despite the existence of grounds for exemption, see Article 79(5).
See 1 UNCITRAL Y.B. 47 (1970); 2 UNCITRAL Y.B. 169 (1971); 6 UNCITRAL Y.B. 53 (1975); 7 UNCITRAL Y.B. 90 (1976); Michida at 282 et seq. (contains the hypotheticals and motions which influenced the course of the UNCITRAL deliberations).
For the development of Article 25 in the deliberations of the Vienna Conference, see Bericht der Bundesregierung 17 et seq. (not yet published). Also Eörsi supra page 198.
See A/Conf. 97/C.1/SR.12 (= O.R. 295 et seq.) (discussion). But even the formulation of the 1978 Draft Convention was, because of the foreseeability criterion, though by some delegates to be too subjective. See also A/Conf. 97/C.1/L.106(= O.R. 99) (Egyptian motion).
See A/Conf. 97/C.1/SR.18 at 3 (= O.R. 328 et seq.); C.1/L.176 (= O.R. 99). See also Ziegel, Remedial Provisions at 9–15 (critical view); but see Gonzalez 86 (a more favourable analysis).
As long as the time for delivery is not of the essence in such cases, a non-conformity that can be cured by repair or substitute delivery can only be considered a breach of contract — as under ULIS Article 43 — if the seller cannot or will not provide this „later performance“ promptly. Therefore, the seller has the right to tender a second time before the buyer can avoid, even if this right is not explicitly stated in the Convention.
The consequences of a contract violation can be a decisive factor, but only in conjunction with the party’s special interest in the performance of the violated duty. It is nevertheless possible to assert a fundamental breach without proving the detriment — the injured party need not expose its business arrangements. But see Beinert at 63. Of course a detriment must either have been produced or be expected to be produced. If there are no damages from the breach, there is no right of avoidance.
Впервые книга Петера Шлехтрима была опубликована на немецком языке в 1981 году в издательстве J. C. B. Mohr (Paul Siebeck), Германия. Публикация состоялась вскоре после Дипломатической конференции, в которой П. Шлехтрим принимал участие в качестве члена делегации ФРГ. Перевод на английский язык вышел в свет в австрийском юридическом издательстве Manz в 1986 году.
Немецкая редакция книги выдержала несколько переизданий (с актуальными изменениями и дополнениями). Текущее, 7-ое по счету, издание опубликовано в 2022 году, также в издательстве Mohr Siebeck.
Начиная с 5-ого издания, редактирование книги осуществляет Ульрих Шрётер.
This Chapter incorporates very heterogenous provisions so that an internal system could not be established. Articles 25 and 26 (in part this refers also to Art. 27) supplement above all (more in detail page 2.2. of Art. 25) the provisions on the presuppositions regarding breach of contract, most of which can be found in Part III, Chapters II and III. They contain provisions applicable for both parties which out of theoretical considerations have been taken out of the brackets and are now left somewhat unrelated in this Chapter.
Art. 27 in addition relates to communications on the substance of contracts and defines, in general terms, the principle of receipt. Article 28 refers to specific performance and the actual consequences of breaches of contract and should for reasons of systematology have been included in Chapter V. The Article best placed in this Chapter is Article 29 which covers specific aspects of avoidance and modifications of contracts. [page 111]
Systematized text
A breach of contract [1] committed by one of the parties is fundamental [2] if it results in such detriment to the other party as substantially to deprive him of what he is entitled to expect under the contract [3], unless the party in breach did not foresee and a reasonable person of the same kind in the same circumstances would not have foreseen [4] such a result.
Words and phrases, concepts
breach of contract
fundamental breach of contract
detriment
foreseeability
Commentary
[breach of contract]
Concerning the term breach of contract as part of the regulation regarding responsibility under the CISG, compare clause 5 of the introductory remarks to Article 79.
[fundamental breach of contract]
The CISG does not contain a specific term to complement „fundamental breach of contract“ because „breach of contract“ also functions as a generic term. We use the term „simple breach of contract“ because the establishment of a complementary term by way of negation („non-fundamental“ — Huber, 461) is to be rejected for it could also serve to qualify a breach of contract which formally occurred [page 111] but is so irrelevant that it would not entail any legal consequences.
A fundamental breach is a condition for the immediate avoidance of the contract in the case of non-fulfilment of an obligation (Art. 49, paragraph 1, subpara. (a); Art. 64, paragraph 1, subpara. (a) and/or of an anticipated non-performance of an obligation (Art. 72, paragraph 1) as well as of avoidance in the case of incomplete or partially conform[ing] delivery (Art. 51). The same applies to contracts on delivery by instalments where the contract is to be made void in regard to the affected partial delivery and possibly also in regard to other partial deliveries (Art. 73). It also holds true for the right to delivery of substitute goods in the event of non-conformity (Art. 46, paragraph 2). And, finally, it may cause certain rights to be retained which would otherwise be lost after the passing of risk (Art. 70).
The distinction between fundamental breach and simple breach of contract is the basic criterion for the classification of breaches of contract. This criterion offers a wide scope of interpretation, all the more since it is linked, to a large degree, to assessments. The outcome of this situation are uncertainties which have to be reduced in the discussion at the international level. In this endeavour, one should cooperate with those institutions which take the decisions in practice. A new step cannot be renounced just because not all of its implications can be foreseen. The fact that the fundamentality of a breach of contract in many cases is the condition for an avoidance of contract is expression of the trend of the CISG to preserve contracts, which we consider as essential in international trade.
The certain awkwardness of the definition of fundamentality is the result of a compromise (in detail see Eörsi, Convention, 336 (fol). Basically, it refers to two essential criteria: to the party vis-a-vis to whom the breach was committed, the aggrieved party; (page 3) and, to the foreseeability of that breach (page 4). The elements which define a substantial detriment are extremely complex. In seeking a solution (as long as there is no experience) the legal consequence will not be deduced from the facts of the case, but rather will the facts be interpreted according to the legal consequence which is intuitively felt to be the just one. Article 10 ULIS also does not seem to be of great help considering the decisions given as examples by Schlechtriem/Magnus (171 fol).
[detriment]
The detriment itself is characterized by three aspects: In the end, and that is the decisive element in our view, there has to be a relevant detriment to the aggrieved party (3.1.); it has to be fundamental (3.2.); and proportionate to the expectations justified under the contract (3.3.). This shall be made clear by citing some important examples [page 112] (3.4.). It will become obvious that the relevant detriment is not a static element, but in many instances occurs only when the breach of contract continues. Hence, one of the greatest difficulties in analyzing the fundamentality of a breach is to determine the time when the detriment has become so great that the prerequisites are met.
The parties may, from the outset, characterize as fundamental, certain categories of non-fulfilment of obligations; e.g. by determining that time is of the essence. This would correspond to the principle of contract autonomy. This can also be done by invoking established practices. The consequences will then follow from the Convention (not in agreement Huber/Dölle, 51).
The term „detriment“ should be interpreted in a broad sense (accordingly Will/BB, 211 fol). Detriment basically means that the purpose the aggrieved party pursued with the contract was foiled and, therefore, led to his losing interest in the performance of the contract (Schlechtriem, 48). From this follows his interest in avoiding the contract.
Though in commercial relations most things can be reduced to a damage, this is not the central issue here. On the contrary, when compensation for damages can serve as the adequate remedial action, this should be an indication of the fact that there is no detriment in the meaning of the Convention. It will be the case, however, when the aggrieved party in remaining bound to the contract is hindered in his commercial or manufacturing activities in such a way that he can no longer be expected to continue holding on to it. Hence, detriment can be a very complex phenomenon. But it must be in existence at the time of the avoidance of the contract. What matters most in commercial relations are economic results and not formal fulfilment of obligations.
As to the substantiality, there is, no doubt, a tautology between substantial and fundamental as characterizing a breach of contract. That repetition seems to have been unavoidable to ensure congruence of the definiens and the definiendum. Actually, we have taken account of the element of substantiality in discussing the term „detriment“. It should be added that it is the circumstances of each individual case which are relevant.
Finally, the expectations of the aggrieved party have to be discernible from the contract. This element to which, in particular, the FRG had attached great importance (Huber, 464, and a relevant proposal, O.R., 99) is quite evident in itself and also contained in the element of foreseeability (page 4). It is to be stressed that a fundamental [page 113] breach of contract must constitute also a non-fulfilment of a contractual obligation. Nothing can be said against this opinion. Sometimes, however, one gets the impression that when interpreting (Schlechtriem, 47) the main emphasis is shifted from the substantial detriment to the non-fulfilment of the obligation. Such approach, in our view, does not meet the intention of the provision insofar as it concerns the consequences of a contract violation which is then characterized more in detail. We thus consider reference to the contract more as a restriction of cases of fundamental breach rather than an extension (not every ambitious expectation is protected).
A violation of the time for performance constitutes a fundamental breach of contract when, for instance, the other party cannot use the late delivery for the purpose envisaged in the contract. When the contract stipulates that time is of the essence or uses such customary terms as „fixed“, „absolutely“, „precisely“, „at the latest“, it could be considered as an agreement, where non-fulfilment of this condition will have to be regarded as a fundamental breach of contract. Proof that the legal prerequisites of such breach are not fulfilled is then inadmissible (not in agreement Huber, 462 fol on the draft convention).
A violation of the qualitative requirements (non-conform[ing] delivery) is fundamental when the non-conformity considerably impedes the fitness for use of the goods and when it is irreparable. Whether or not a reparable lack of conformity is fundamental depends on the time element. Had the violation of the time for delivery been fundamental, much would speak in favour of considering a reparable fundamental lack of conformity as a fundamental breach of contract. If this is not the case, a non-conform[ing] delivery can then expand into a fundamental breach of contract when the lack is not removed.
We do not, however, consider the delivery of an aliud as a fundamental breach of contract. We hold that there are two approaches to this problem. Both proceed from the assumption that there is a fundamental breach from the very outset, of which notice is to be given (Art. 38 fol) and which entails the right to delivery of substitute goods (Art. 46, paragraph 2) or avoidance of contract (Art. 49, paragraph 1, subpara. (a)). The right to immediate avoidance in any case connected therewith cannot be justified. We, therefore, prefer an interpretation according to which there is non-delivery at first with the right of the other party to performance being retained, but the provisions governing the notice of a lack of conformity are applied by analogy. It would then have to be assessed whether a violation of the time for performance, which a further delivery (of now conform[ing] [page 114] good) mostly entails, would have to be characterized as a fundamental breach of contract.
To what extent a non-fulfilment of an obligation is fundamental depends on its relevance for the achievement of the purpose of the contract. In regard to the most important obligations (delivery, payment, acceptance) the possibility of avoidance can be achieved by using the mechanism of the Nachfrist (Art. 49, paragraph 1, subpara. (b); Art. 64, paragraph 1, subpara. (b)). In the event of a non-fulfilment of another obligation, avoidance is possible only when it is to be regarded as fundamental. That there is indeed a non-fulfilment will practically become obvious only after a period of waiting for fulfilment. Cases where there is, or will be, fundamentality include the non-delivery of certificates of analysis of chemical substances; operating manuals of technical consumer goods; the lack of agreed labels or, on the part of the buyer, non-supply of agreed drawings or of part of materials.
And, finally, the case should be mentioned where the seller has delivered goods which, contrary to his obligations, are not free from third party claims or rights (Art. 42) based on industrial or other intellectual property. If this lack is not removed, e.g. by way of licences, payment of compensation, satisfaction of claims, and the use of the goods according to the contract is at least substantially impeded, there will be a fundamental breach of contract. If these lacks can be removed, the decisive factor will be time required as in the event of non-conform[ing] delivery.
[foreseeability]
It is assumed that a party who knows the far-reaching consequences of a breach of contract for the other party, if he is not sure of his possibility to fulfil, either does not conclude the contract at all or makes increased efforts to prevent its violation. Therefore, the fundamentality of a breach is made dependent not only on its consequences but also on its foreseeability by the other party. The same consideration can be found in Article 74 regarding the determination of the amount of damages. The rights of the aggrieved party are thus limited in the event that the other party did not foresee special consequences which make up the fundamentality of the breach of contract. It results that the parties should draw their respective attention to such consequences either in the contract itself or through additional information to be given in principle until the conclusion of the contract (but 3.3.), e.g. particularly serious consequences in the case of acceptance not in time because of lack of storage facilities, substantiality of proof of technical check-up for re-sale of the goods. [page 115]
It cannot be inferred that one party indeed did not foresee. the serious consequences of his breach of contract because this could be considered as professional competence below average. An objectivization is, therefore, made here (regarding the interpretation of the terms used here see Art. 8, page 5). If the party in question does, however, foresee more than average, this will be relevant (Will/BB, 220).
No time is fixed when this foreseeability or required foresight must exist. The interpretation is, therefore, different with the time of the conclusion of the contract or of the breach of contract playing a role (for a survey see Will/BB, 220 fol). While we hold that generally the time of the conclusion of the contract should be referred to, we consider it possible that in exceptional cases subsequent information should be taken into account as well. Such information could be given until the actual and/or required commencement of the preparation in view of performance so that the other party can still adapt itself to it. This seems justified to us because it can be doubted that the information available at the time of the conclusion of the contract has really made possible the foreseeability or required foresight of the consequences. This doubt may be removed when subsequent information is taken account of. When, for instance, in the case of a contract for delivery of consumer goods to be manufactured the buyer signals immediately after the conclusion of the contract that the imprint of agreed data on the packaging is of decisive importance because the goods otherwise could not be sold in the envisaged sales area, this will have to be regarded as sufficient for the violation of the respective obligation to be characterized as fundamental (agreeing Will/BB, 221). [page 116]
Основу данного комментария составил комментарий Конвенции, который был издан на немецком языке в ГДР в 1985 году Институтом зарубежного и сравнительного права Академии государства и права ГДР:
Fritz Enderlein, Dietrich Maskow, Monika Stargardt: Konvention der Vereinten Nationen über Verträge über den internationalen Warenkauf; Konvention über die Verjährung beim internationalen Warenkauf [u.a.]. Kommentar. Berlin: Staatsverlag der Dt. Demokrat. Republik, 1985.
Фриц Эндерляйн (1929–2018) с 1977 по 1989 год был директором Института зарубежного и сравнительного права Академии государства и права ГДР. В 1979–1981 годах он являлся сотрудником Отдела права международной торговли в составе Управления по правовым вопросам Секретариата ООН.
Дитрих Масков — немецкий юрист, специализировавшийся на международном торговом праве. В период существования ГДР работал в Академии государства и права ГДР, где занимался исследованиями в области международного частного права и международного торгового права. Был одним из ведущих экспертов в области CISG и участвовал в разработке комментариев к этой конвенции. После объединения Германии он продолжил научную и преподавательскую деятельность.
Моника Штаргардт — немецкая юристка, родилась в 1942 году. Работала в Академии государства и права ГДР. Её исследовательская деятельность была сосредоточена на сравнительном анализе ответственности продавца в различных правовых системах, включая соглашения СЭВ, CISG и Гражданский кодекс ГДР. В 1980-х годах эмигрировала из ГДР, что объясняет отсутствие её имени среди авторов англоязычной версии комментария и второго издания на немецком языке (для первого немецкого издания она подготовила комментарий для статей 45–52 и 66–88).
Второе издание комментария на немецком языке было опубликовано уже в западногерманском издательстве Haufe в 1991 году непосредственно в условиях объединения Германии. Вместо М. Штаргадт соавтором выступил Хайнц Штробах (Heinz Strohbach).
ЮНСИТРАЛ консолидирует судебно-арбитражную практику (в рамках базы данных «Прецедентное право по текстам ЮНСИТРАЛ» — ППТЮ), анализирует ее (в формате Выдержек из дел — ABSTRACTS) и обобщает посредством публикации Сборников по прецедентному праву, касающемуся Венской конвенции 1980 г.:
Выдержки из решений судов, связанных с применением текстов ЮНСИТРАЛ (имеют номер A/CN.9/SER.C/ABSTRACTS/..., где вместо многоточия следует порядковый номер выдержки).
Абросимова Е. А. Значение критерия предвидимое, устанавливаемого Венской конвенцией ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., в сравнении с положениями ФГК и ГГУ // Вопросы международного частного, сравнительного и гражданского права, международного коммерческого арбитража. М. С. 17–25. — 2013 [259] — текст (0,45 Мб).
Абросимова Е. А. Ограничение ответственности в договоре международной купли-продажи товаров: сохранение баланса интересов сторон // Право и управление. XXI век, № 1. С. 32–37. — 2016 [284] — текст (0,32 Мб).
Аксенов А. Г. Регулирование существенных условий договора международной купли-продажи товаров между субъектами предпринимательской деятельности // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения, № 4. С. 128–136. — 2009 [224].
Аладьев И. С. Сравнительный анализ некоторых положений Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров и положений Гражданского (и Торгового) Уложения Германии // Сборник статей о праве Германии. Выпуск № 3 / Германо-Российская ассоциация юристов. С. 106–130. — 2018 [667] — текст (5,70 Мб).
Бахин С. В. Lex mercatoria и унификация международного частного права // Журнал международного частного права, № 4. — 1999 [543] — текст (0,30 Мб).
Брагинский М. И.Венская конвенция 1980 г. и ГК РФ // Венская конвенция ООН 1980 г. о договорах международной купли-продажи товаров: К 10-летию ее применения в России. М. — 2001 [537] — текст (0,13 Мб).
Бэешу А. Расторжение договора в международном коммерческом праве // Туризм: право и экономика, № 1. С. 15–18. — 2010 [378].
Бэешу А. Правовое регулирование неисполнения договора в международном коммерческом праве // Юрист, № 2. — 2007 [166].
Валявский С. А. Расторжение договора покупателем по Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров // Юридическая наука, № 1. С.13–19. — 2021 [734] — текст (5,88 Мб).
Викторова Н. Н. О проблеме толкования положений Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. о существенном нарушении договора международной купли-продажи товаров // Российское право в Интернете, № 3. С. 8. — 2006 [229] — текст (0,16 Мб).
Викторова Н. Н. Особенности установления дополнительного срока для исполнения обязательств по договору международной купли-продажи товаров // Журнал международного частного права, № 1. С. 22–30. — 2007 [193] — текст (2,68 Мб).
Викторова Н. Н. Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г.: толкование и применение национальными судами государств : Дис. ... канд. юрид. наук : 12.00.03 М. — 2006 [123] — текст (11,35 Мб).
Жарский Ан. В. Правовые последствия нарушения договора международной купли-продажи товаров: на основе Венской Конвенции ООН 1980 : автореф. дис. на соиск. учен. степ. кандидата юрид. наук : специальность 12.00.03 Минск. — 2001 [433] — текст (1,33 Мб).
Карапетов А. Г. Существенное нарушение договора как общее основание для его расторжения // Юридическая и правовая работа в страховании, №№ 3, 4. — 2006 [381] — текст (0,32 Мб).
Карапетов А. Г. Основные тенденции правового регулирования расторжения нарушенного договора в зарубежном и российском гражданском праве : диссертация ... доктора юридических наук : 12.00.03 М. — 2011 [821] — текст (2,70 Мб).
Кнюпфер В. Некоторые вопросы соотношения обязательств сторон в Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров // Материалы семинара по Конвенции об исковой давности и Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров. М. С. 148–153. — 1983 [467] — текст (1,67 Мб).
Кожевникова А. А. Понятие «существенное нарушение» договора международной купли-продажи при реализации средств правовой защиты согласно Конвенции ООН 1980 г. // Интернаука, № 12–2. С. 34–36. — 2017 [282].
Коллектив авторов Договор международной купли-продажи (Абросимова Е.А., Коломиец А.И., Костин А.А.) // Международное частное право. Под ред. Лебедева С.Н., Кабатова Е.В. Т. 2: Особенная часть. С. 259–299. — 2015 [834] — текст (0,60 Мб).
Комаров А. С. Концепция ответственности за неисполнение обязательств в Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров // Юридические аспекты осуществления внешнеэкономических связей. М. С. 64–72. — 1979 [176] — текст (2,55 Мб).
Комаров А. С. Ответственность по Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров // Ответственность в коммерческом обороте. М. С. 180–195. — 1991 [867] — текст (4,03 Мб).
Комаров А. С. Применение Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров в практике международного коммерческого арбитража (деловая ситуация) М. — 1997 [866] — текст (8,31 Мб).
Коржов Е. Н. Средства правовой защиты по Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года : Дис. ... канд. юрид. наук : 12.00.03 М. — 2008 [122] — текст (14,22 Мб).
Корчуганова С. П. Существенное нарушение договора поставки в российском гражданском праве и Венской конвенции ООН 1980 г // В сборнике: Эволюция права 2019–2020. Сборник студенческих работ научной конференции юридического факультета МГУ. Москва, С. 164–167. — 2022 [748].
Красноярова Н. И. Система цивилистических конструкций внесудебной защиты прав кредитора в договорных обязательствах делового оборота // Международное публичное и частное право, № 2. С. 7–10. — 2014 [636].
Лукьяненко М. Ф. Оценочные понятия гражданского права: разумность, добросовестность, существенность М.: Статут. — 2010 [278].
Лукьяненко М. Ф. Оценочные понятия гражданского права : теоретико-правовой анализ и практика правоприменения : диссертация ... доктора юридических наук : 12.00.03 М. — 2010 [820] — текст (38,70 Мб).
Магдалинская Ю. В.Венская конвенция и договорное право Китая // Журнал правовых и экономических исследований, № 1. С. 62–70. — 2018 [707] — текст (0,69 Мб).
Маковский А. Л. О влиянии Венской конвенции 1980 г. на формирование российского права // Международный коммерческий арбитраж, № 1. С. 9–15. — 2007 [459] — текст (5,54 Мб).
Маркалова Н. Г. Плата как встречное предоставление в международных коммерческих договорах. Теория и практика // Международный коммерческий арбитраж: современные проблемы и решения. — М. С. 211–226. — 2012 [779] — текст (0,61 Мб).
Медведев А. В. Средства правовой защиты и ответственность сторон при нарушении договора купли-продажи в праве КНР (в сравнении с российским и международным договорным правом) // Московский журнал международного права, № 3. С. 154–177. — 2006 [812] — текст (0,37 Мб).
Мухтаров Д. С. Понятие «существенное нарушение» согласно Венской конвенции 1980 г. и национального законодательства России и Германии // Журнал международного частного права, № 4. С. 37–48. — 2016 [283] — текст (2,30 Мб).
Попова О. А. К вопросу о проблемах понимания существенного нарушения в Венской конвенции 1980 года «О договорах международной купли-продажи» // В мире науки и инноваций. С. 173–178. — 2016 [333].
Розенберг М. Г. Неисполнение продавцом обязательства в срок, дополнительно предоставленный ему покупателем // ЭЖ-юрист, № 31. — 2005 [379].
Розенберг М. Г. Из практики МКАС при ТПП РФ // Хозяйство и право, № 1, С. 43–58. — 2002 [600] — текст (2,42 Мб).
Саванець Л. М. Невідповідність товару договору та aliud у конвенції Організації Об’єднаних Націй про договори міжнародної купівлі-продажу товарів // Права людини в епоху цифрових трансформацій: Матеріали ХІІ Міжнародної науково-практичної конференції. — Том 2. Тернопіль. С. 79–81. — 2022 [794] — текст (0,38 Мб).
Скорина В. П. Понятие существенного нарушения договора международной купли-продажи по Венской конвенции ООН 1980 г. и ГК РФ // Новые реалии глобальной экономики: санкции и торговые войны Материалы научно-практической конференции студентов и аспирантов. Сер. «Сборник статей студентов и аспирантов». C. 191–200. — 2020 [710] — текст (0,25 Мб).
Смирнов П. С. Конвенция о договорах международной купли-продажи товаров и некоторые вопросы совершенствования гражданско-правового регулирования внешнего оборота // Материалы семинара по Конвенции об исковой давности и Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров. М. С. 163–173. — 1983 [469] — текст (4,80 Мб).
Смирнова Е. В. Средства защиты покупателя при нарушении продавцом своих обязанностей по договору международной купли-продажи товаров // Дело и право. № 7. С. 57–62. — 1996 [89] — текст (4,82 Мб).
Трояновский А. В. Понятие «существенное нарушение договора» в Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. // Юрист, № 4. С. 42–46. — 2014 [266] — текст (0,15 Мб).
Усiк Д. А. Інститут істотного порушення договору за Конвенцією Організації Об'єднаних Нації «Про договори міжнародної купівлі-продажу товарів» від 11 квітня 1980 року // Журнал східноєвропейського права, № 66. С. 63–69. — 2019 [785] — текст (0,48 Мб).
Функ Я. И. Практика расторжения договора международной купли-продажи товаров по инициативе покупателя // Юрист, № 9. С. 64–67. — 2014 [320] — текст (0,10 Мб).
Хутте ван Х.Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров в арбитражной практике МТП // Международный коммерческий арбитраж, № 1. С. 106–123. — 2006 [452] — текст (3,66 Мб).
Шевченко Ю. Внешнеторговый контракт с оговорками // Бизнес-адвокат, № 4. — 2005 [380].
Для поиска по тексту Конвенции укажите ключевое слово:
В качестве подсказок отобраны все существительные, глаголы и прилагательные в их начальной форме. Можно использовать также глоссарий или выборку статей.
Нарушение договора, допущенное одной из сторон, является существенным, если оно влечет за собой такой вред для другой стороны, что последняя в значительной степени лишается того, на что была вправе рассчитывать на основании договора, за исключением случаев, когда нарушившая договор сторона не предвидела такого результата и разумное лицо, действующее в том же качестве при аналогичных обстоятельствах, не предвидело бы его.